PedagogikaFine

– Ты… кто… такая? – спросила Синяя Гусеница.

– Сейчас, право, не знаю, сударыня, – отвечала Алиса. – Я знаю, кем была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.

Льюис Кэрролл

Я в своем представлении – как короткая фраза в конце неоконченной повести «Продолжение следует»…

Пятнадцатилетний москвич

Значительные гендерные различия существуют в сфере самосознания. Не останавливаясь на общих вопросах формирования личности и соотношении таких понятий, как самость, идентичность, образ «Я» и Я-концепция (см. Психология подростка, 2003. Гл. 5, 6), посмотрим, что говорит о гендерно-возрастных аспектах этого процесса современная психология развития.

Фундаментальные, базовые процессы формирования самосознания у мальчиков и девочек одни и те же. До семи-восьми лет дети описывают себя и других людей внешним образом, включая в свой нарратив, наряду с индивидуальными свойствами описываемого лица, его семью, вещи и разные внешние обстоятельства. Их описания просты, недифференцированны, а оценки однозначны: человек либо хороший, либо плохой. Между семью и двенадцатью годами психологический словарь ребенка обогащается, описания дифференцируются. Однако, сознавая, что люди иногда обнаруживают трудно совместимые друг с другом качества, ребенок еще не умеет объяснить эти противоречия. Сдвиг в сторону интеграции происходит после тринадцати лет, когда подросток начинает рассматривать поведение людей в разных контекстах: как проявление индивидуальных качеств, как следствие предшествующих обстоятельств, как результат природных особенностей и т. д. Множественность контекстов разрушает прежний черно-белый образ, делая возможными многозначные оценки: хороший человек, оказавшийся в сложной ситуации; плохой по своим объективным результатам поступок, совершенный из добрых побуждений, и т. п.

Те же тенденции характерны и для самоописаний. Уже у маленьких детей самоописания в среднем на одну треть длиннее, чем описания других людей, и более психологичны. В структуре детских самоописаний указания на пристрастия и антипатии занимают первое место (24 % всех суждений), а в описании других людей – лишь десятое (меньше 10 % всех суждений) (Livesley, Bromley, 1973). С возрастом детские самоописания, как и представления о себе, меняются:

1) они становятся более дифференцированными, многокомпонентными;

2) в них появляются обобщения, ребенок переходит от фиксации случайных, внешних признаков к широким поведенческим характеристикам и, наконец, внутренним диспозициям;

3) в них проявляется больше индивидуальности и психологизма, подчеркиваются скрытые детерминанты и мотивы поведения, а также отличие себя от других людей;

4) собственное «Я» кажется более устойчивым;

5) возникает и постепенно усиливается разграничение и противопоставление наличного и идеального (желаемого, должного) «Я»;

6) меняется удельный вес и значимость осознаваемых компонентов и свойств «самости».

Даже у маленьких детей образ «Я» качественно отличается от образов других людей. Трехлетний мальчик, которого бабушка ласкала словами «Ты моя лапочка! Ты мой котик!», строго ее поправил: «Меня зовут Алеша!» Известный философ Л. Н. Столович вспоминает формирование самосознания своего сына:

«Ему было года три, если не меньше. Мы завтракали. На столе стояла подаренная ленинградской бабушкой кружка с изображением Медного Всадника. Ему говорили, что на коне Петр Первый. И вот он, глядя на эту кружку, произнес по-эстонски: "Я не Петр Первый. Я не Петр Первый. Я есть Я". Поразительно то, что формула "Я есть Я" составляет основу первого основоположения «Наукоучения» одного из великих философов Фихте: "«Я» полагает первоначально свое собственное бытие". Когда я студентам рассказывал о философии Фихте, я вспоминал о первом философском рассуждении своего трехлетнего сына. Дело, конечно, не в том, что он обладал тогда философской одаренностью. Просто мне посчастливилось застать Андика в момент самосознания, когда каждый ребенок становится конгениальным Фихте.

В апреле 1961 г., когда ему еще не было трех лет, самосознание проявилось в такой форме. Он пытался шутить:

– Это не папа – дядя! Ха-ха-ха!

– Это не мама – тетя! Ха-ха-ха!

Я решил продолжить шутку в том же духе:

– Это не Анди, а Саша!

В ответ – шутки в сторону, серьезно и сердито:

– Нет! Андрэй!

Можно шутить о чем угодно, но не со своей идентичностью» (Столович, 2007. С. 142–143).

Более или менее определенные образы «идеального» (в отличие от «наличного») «Я» складываются уже между шестью и девятью годами. Но у дошкольников и первоклассников уровни реального, возможного, желаемого и воображаемого еще слабо дифференцированы, притязания и достижения сплошь и рядом смешиваются. У младших школьников расхождение между «наличным» и «идеальным» «Я» увеличивается, с одной стороны, за счет некоторого снижения и большей реалистичности самооценок, а с другой – за счет повышения уровня притязаний и идеальных представлений о себе. Критическим периодом этого «второго рождения» и открытия собственного «Я» издавна считаются отрочество и юность. Психологи неоднократно, в разных странах и средах, предлагали детям разных возрастов дописать по своему разумению неоконченный рассказ или сочинить рассказ по картинке. Результат одинаков: дети и младшие подростки, как правило, описывают действия, поступки, события, а старшие подростки и юноши – преимущественно мысли и чувства действующих лиц. Психологическое содержание рассказа волнует их больше, чем его событийный контекст.